После долгого спора между внутренним устройством и внешними факторами литературы заключается экологическое перемирие. Понимание континуальности среды требует относиться к тексту не как к «автономной» форме или «отражению» условий, но как к сцепленному со своим окружением — ближайшим, медиологическим и более широким, социально-техническим, в постоянном взаимодействии с которыми тексты и становятся (текстами).

Так, материальный факт стихотворения оказывается вплетён в ту действительность, которую оно исследует, и частью которой одновременно является. Многие поэтические изобретения существуют в качестве балансирующих на этой границе. Предметы обихода и пространственная конфигурация «литературного быта» подсказывают возникновение речевой установки, а инструменты записи — формальное устройство текста, что позволяет говорить о расширении понятия формального до материальных свойств медиума.

Литературоведческий интерес к медиальному устройству произведений (отзывающийся на их собственную тематизацию этого устройства) отсылает не столько к «новым медиа», сколько к дисциплине медиологии (Р. Дебре), призывающей внимательнее относиться к материальным качествам «старых» медиа, в число которых входит и литература со своими традиционными носителями и институтами. Текст начинает пониматься как существующий не в вакуумном семиотическом пространстве, но в физическом мире со всеми его препятствиями и рисками «потери сигнала».

В таком случае и измерение (коммуникативного) действия в литературе из разряда кибернетической операции между отправителем и получателем превращается в более воплощённую и распределённую процедуру передачи в конкретной материальной среде, с помощью конкретных техник без различия на машинные и телесные.

Наконец, это открывает и более глубокую, палеонтологическую взаимосвязь между техно-биологическим субстратом и символическими интеракциями, а также перспективу языкового и технического переизобретения человеком самого себя. В этом контексте литература оказывается только одной из «культурных техник», пусть и оснащённой «прагматикой рекурсии». Для антрополога и философа языка нет ничего удивительного в том, что операции предшествуют объекту. Но не возникает ли тогда и субъект только из жеста (письма), не оказывается ли технологическим эффектом обретающей сознание материи (поверхности записи)?

Итак, от само-обнаружения материальности языка интуиция теории литературы движется к нащупыванию окружающей материальной среды, физических практик и инструментов литературной техники. Такая траектория предполагает в итоге понимание текста как сплетения семиотического и материального, телесного и технического, существующего в плотной взаимосвязи со своей медиа-эко-системой, а самой среды — не как естественной или нуждающейся в охране, но как принципиально искусственной, изобретённой и продолжающей переизобретаться.

Предлагаемая новым выпуском [Транслит] траектория к новой — прагма-/эко-/медиа- поэтике исходит из внимания к среде (начиная с коммуникативной и заканчивая техно-биологической), к действиям (совершаемым не только при помощи слов, но и посредством аппаратов) и, наконец, к рекурсивному воздействию среды и инструментов на своих «пользователей». Будучи противопоставлен многочисленным изводам тексто-центризма, коммуникативной рациональности, дискурс-анализу и другим методам, повёрнутым на языке, такой технологический материализм среды стремится наделять вещи агентностью (подсказываемой и грамматически), а знаки — материальностью (подсказываемой технологически).

Транслит | 2018 г. | обложка

300
есть в наличии